Я не очень понятно говорю, но я не очень понятно и думаю ©
Суицид и самоубийца противоречивы, равно как и отношение к ним общества. С одной стороны, они вызывают недоумение, ужас и содрогание, но с другой стороны порой мелькают уважение и некая доля восхищения последней волей и упорством, с которым намерение воплощается, пусть даже это намерение деструктивно. Людям подчас не хватает решительности, чтобы уйти с надоевшей работы или расстаться с пьюще-бьющим или просто нелюбимым супругом, а тут человек сам себе заколачивает гвозди в голову или режет горло тупым ножом.
Первая часть книги – обзорная, и посвящена социокультурному, историческому, религиозному аспектам. Автор неоднократно обращается к Дюркгейму – основоположнику суицидологии, первому, кто попробовал вывести закономерности разных самоубийств. Зато, на мой взгляд, незаслуженно позабыт Шнейдман – один из главных исследователей суицида последнего времени. (Пользуясь случаем, порекламирую "Суицидологию" Моховикова, много любопытных текстов разных времен и разных наук на тему суицида плюс художественные тексты. Именно этот сборник познакомил, а потом и "Писатель и самоубийство" напомнил мне рассказ Юкио Мисимы про харакири. Ох, уж этот великолепный пассаж про "жизнерадостно выскальзывающие кишки", как я его "люблю".)
Во второй части Чхартишвили переходит к феномену самоубийства непосредственно в писательской среде. Автор субъективен в своем исследовании, это достаточно заметно и одновременно является для книги и плюсом, и минусом. Информация подана доступно и интересно, Чхартишвили озвучивает и свою точку зрения на многие философские и общественные утверждения, а это приятно, когда автор ставит своей целью не только сделать обзор, но и прийти к определенным выводам и порассуждать на тему. Хотя слишком частое упоминание о тонкой душевной организации писателей, превознесение их над всеми остальными творческими и нетворческими людьми в итоге надоедает. Я согласна, что они остро переживают события, что они впечатлительны, но сколько впечатлительных и чувствительных людей покончили с собой, а мы о них просто не знаем, потому что они не писатели? Впрочем, это нисколько не умаляет ценности книги.
Первая часть книги – обзорная, и посвящена социокультурному, историческому, религиозному аспектам. Автор неоднократно обращается к Дюркгейму – основоположнику суицидологии, первому, кто попробовал вывести закономерности разных самоубийств. Зато, на мой взгляд, незаслуженно позабыт Шнейдман – один из главных исследователей суицида последнего времени. (Пользуясь случаем, порекламирую "Суицидологию" Моховикова, много любопытных текстов разных времен и разных наук на тему суицида плюс художественные тексты. Именно этот сборник познакомил, а потом и "Писатель и самоубийство" напомнил мне рассказ Юкио Мисимы про харакири. Ох, уж этот великолепный пассаж про "жизнерадостно выскальзывающие кишки", как я его "люблю".)
Во второй части Чхартишвили переходит к феномену самоубийства непосредственно в писательской среде. Автор субъективен в своем исследовании, это достаточно заметно и одновременно является для книги и плюсом, и минусом. Информация подана доступно и интересно, Чхартишвили озвучивает и свою точку зрения на многие философские и общественные утверждения, а это приятно, когда автор ставит своей целью не только сделать обзор, но и прийти к определенным выводам и порассуждать на тему. Хотя слишком частое упоминание о тонкой душевной организации писателей, превознесение их над всеми остальными творческими и нетворческими людьми в итоге надоедает. Я согласна, что они остро переживают события, что они впечатлительны, но сколько впечатлительных и чувствительных людей покончили с собой, а мы о них просто не знаем, потому что они не писатели? Впрочем, это нисколько не умаляет ценности книги.